Контакты
/812/ 377-13-84 8 /921/ 644-88-02 Наталья Анатольевна /руководитель питомника, ветеринарный врач, клейматор/
8 /905/ 215-42-80
Татьяна Сергеевна /ветеринарный врач/ bullika@mail.ru
|
Люди бультерьеры часть 9-10
|
[
· Скачать удаленно ()
]
| 2007-08-02, 12:29 PM |
9. Роковая игра
Еще в их жизни была одна прекрасная вещь, которую звали Машина. Крис обожал ее. У нее тоже был свой неповторимый запах, который совершенно отличался от запаха множества других, чужих машин. Но Крис различал свою машину и по маленькой впадинке на переднем крыле, и по извилистой царапине, что тянулась сверху вниз по боку, и даже по звуку ее двигателя. Как это было здорово, когда всей стаей они забирались в машину и ехали куда-нибудь в дальнюю прогулку! Правда зимой это случалось редко. Зимой Папа почти что не садился в машину, и к весне Крис успевал по ней очень сильно соскучиться. Заодно он любил и машины их друзей. Хотя в машины друзей его не очень-то любили пускать. Люди морщились и говорили недовольно: "Шерсть, шерсть!". Крис понимал, что "шерсть" - это что-то, связанное именно с ним, и всегда ощущал свою невольную вину, когда приходилось ехать в машине друзей.
У них с Папой была игра: Папа заводит машину, срывается с места, делает круг, резко тормозит и открывает переднюю дверцу с веселым криком: "Крис, ко мне!" Повизгивая от восторга, несется Крис к машине, вскакивает в нее прямо на ходу, и начинает неистово ловить свой хвост на переднем сидении - от переполняющих его радости и возбуждения.
Однажды, вот также играючи, он запрыгнул в машину соседа. И хотя потом были крики и вопли испуганного соседа и его жены, хотя потом Папа был очень сердит на Криса, это маленькое хулиганство ему очень понравилось. Крис понимал, что это нехорошо. Но ничего с собою поделать не мог - ему просто очень хотелось! Это как с кошками. Нельзя их душить. Но учуяв кошку, он уже себе не принадлежал - словно какая-то сторонняя сила овладевала им, словно кто-то в него вселялся... За чужие машины Папа и Мама его не раз наказывали. Но что толку!
В то утро все было как обычно. Они с Мамой погуляли у реки, погрызли любимое дерево и уже возвращались домой. Так хотелось сбросить противный тяжелый намордник, и Крис бы его стянул, если бы Мама не закрепила его потуже. Она ведь тоже знала, что возле домов много кошек, и в отличие от Криса, не хотела их ловить и душить.
- Ко мне, Крис! - приказала Мама.
И Крис уже хотел было подчиниться, как вдруг увидел приближавшуюся машину. Она блеснула лаковой спинкой, ласково просигналила и вдруг резко затормозила неподалеку от него. Мягко щелкнула дверца, и пахнуло пленительным душистым машинным теплом, которое Крис так любил. И вдруг из машины крикнули:
- Ко мне, Крис!!
И уже не подчиняясь даже самому себе, уже потонув в восторженном азарте им же выдуманной игры, бросился Крис с веселым взлаем прямо в открытую дверцу, в чужую душистую машину, где сидели какие-то люди, наверное друзья их стаи - раз они знали его, Крисово, имя...
И навалились на него со всех сторон тяжелые яростные тела. И как не мощен был Крис, не раскидать ему было троих тяжеленных мужчин, на нем лежащих, и набросивших на него тугой брезент. И не мог он почти сопротивляться, не мог рвать и брезент, и врагов своими клыками, потому что проклятый намордник держал его в своих оковах. Крис ударил что есть силы своей каменной головой, и чуть было не вырвался, но тут же получил такой удар по носу, что от жгучей, невыносимой боли у него помутилось сознание. Щелкнула дверца. Ловушка захлопнулась. Машина сорвалась с места. Крис ревел, рычал и визжал, все еще пытаясь как-то прорваться через невидимых врагов.
- Гони, Ухо!!
- Он мне нос разбил, гад, кровища хлыщет! Опять рыпается...
- Коли его быстрей! Как сказано было!
Тонкий, болезненный укол прошил заднюю лапу, и беззвучная темнота обступила его.
Открыв глаза, он тут же ощутил себя в окружении чужих и ненавистных запахов. Намордник еще туже, чем раньше, сдавливал морду. Хотелось пить, но никакой воды рядом не было. Он лежал в холодной, тесной клетке, пропахшей собачьей мочой, потом и кровью. От этого запаха шерсть тут же поднялась и встала ершиком по всей его спине. За дощатыми стенами по обеим сторонам тоже находились какие-то собаки. Крис понял это по шорохам, вздохам и царапанью. Сами же клетки находились в полутемном сарае. Белый и слепящий свет сиял лишь в крохотном окошечке над дверью. Там, за дверью, шумел ветер, и что-то железное брякалось об дверь, монотонно и печально. Крис вскочил, безуспешно попытался содрать с себя намордник. Подошел к стене и шумно втянул в себя ее запах. За стеной кто-то низко и яростно зарычал. Это была очень большая собака. Давясь от внезапно нахлынувшей ненависти, Крис залаял в ответ и бросился на стенку, карябая ее когтями.
Где он? Как он тут оказался и зачем? Где его дом, где Мама, Папа и Ребенок?! Где эти чужие люди, позвавшие его в свою машину? У него слабо и странно кружилась голова, и где-то в самой глубине его словно застрял маленький холодный камень - мучительное и тревожное чувство неизвестности.
Там, за тяжелой дверью послышались голоса и шаги. Он весь превратился в напряженный слух. Быть может, это Мама и Папа приехали за ним, чтобы забрать его отсюда?!
Загремел замок, дверь медленно открылась, и в сарай зашли люди. Нет, это были не его хозяева, но Крис тут же узнал их. Один из них был Алик, тот самый Алик, что приходил к ним в гости! Крис даже обрадовался, заскулил и стал прыгать на сетку. Ну конечно, сейчас Алик отвезет его домой!
- Смотри, уже очухался от наркоза, - произнес другой человек, худой и высокий. Это был он, Ухо, тот самый, из машины...
- Крис, Крис! - позвал Алик и подошел к сетке вплотную, - Снял б ты с него намордник, а, Ухо?
- Шеф не велел. Этот боров меня чуть в машине и так не слопал. Нет уж, братан, так посиди пока. А вообще-то, как хочешь, тебе ж с ним вошкаться! Через неделю будет бой. Бонус велел, чтобы все было ништяк. Надеется на тебя. Против выставят одного привозного...этого, как его, азиата.
- Не было такого уговора, Ухо! Мы ж по правилам хотели, я правила изучал, там собаки должны быть грамм в грамм...
- На х... нужны твои правила, ты обалдел что ли?! Ты сам хвалил этого буля, вот и докажи теперь! Возьмет он этого слона, так и ты в накладе не останешься. Бонус свое дело знает. На фига ж мы его ловили, рисковали?! Теперь жалеть? Да этих псов, как грязи... А если б нас менты замели?! Ладно я грязью замазал номера. Знаешь, как хозяйка за машиной бежала и вопила! Ох и умора!
- Слышь, Ухо, но два дня для подготовки - это мало. Он же привыкнуть должен...
- Секи сюда, Алик. Если тебе в ломы, так и скажи. Мы и без тебя с ним справимся. Я любого паршивого кобеля сломаю, ясно?! Бонус сказал, через два дня. Так и будет. Азиата завтра привезут. Он клево душит всех булей и питов. Китай зовут. Думаю, это будет последняя драка твоего буля. Прогадал ты на нем, братан... - тут Ухо взял стоявшую в углу увесистую дубинку и подошел вплотную к сетке.
Бультерьер тоже стоял вплотную, похожий на окаменевшую статуэтку. На розово-белой морде, исполосованной старыми шрамами и свежими царапинами, закованной в металлический ошейник, блестели маленькие коричневые глазки, и белый прутик хвоста подрагивал туда-сюда, туда-сюда. И было непонятно, то ли Крис приветливо машет хвостом, то ли это яростное возбуждение перед прыжком. Ухо ласково, призывно свистнул:
- Фьюить, Крис, фьюить!
И в то же мгновенье обрушил на сетку, прямо у головы собаки свою дубину:
- Нако-ся, сукин сын!!
Бультерьер не отскочил, не отпрянул. Наоборот, он почти одновременно с ударом сам бросился на сетку с такой яростью, что металлический намордник чуть не вышиб из сетки искры. Вся клетка содрогнулась от удара, а обезумевший бультерьер бросался и бросался на сетку, словно бы вымаливая у Уха очередной удар. И чем сильнее бил Ухо по сетке, тем неистовее становился Крис. Ремешок, крепивший намордник, не выдержал и лопнул, и Крис наконец освободился от своего ненавистного спутника. Со всех сторон лаяли и рычали собаки, и Крис, и Ухо бесновались одинаково, и лишь Алик потрясенно смотрел на них и не мог вымолвить ни слова.
- Учись, студент! - Ухо улыбался, тяжело дыша и обливаясь потом.
- Ты бы без сеточки попробовал, - проворчал Алик.
- Гы-гы-гы! А это уж твоя работа, братан! В общем, давай, чтоб через неделю он просто бешеный был. А я этого черта все ж сломаю. Так, из спортивного интереса.
- Не сломаешь ты его, - пожал плечами Алик, глядя в глаза Криса, полные неукротимой ненависти.
Теперь он уже жалел, что согласился на эту авантюру с похищением Криса. Придумал все это Ухо. Бонус, то есть господин Игнатьев, ведь теперь человек приличный - в депутаты пролез, с министрами за руку здоровается. Бонус не стал бы воровать чужую собаку. Вот Ухо и предложил - скажем, мол, Бонусу, что уговорили продать за штуку баксов, а сами просто увезем собаку и все. Алик знал , что он никогда бы не уговорил Яну и Фарита продать Криса. И план Ухо показался ему очень простым и удачным. Никто ничего не узнает. А Бонус на нем зациклился - ему нужен был именно Крис. Он решил доказать своим покровителям и всей братве, что для собачьих боев хороши именно боевые породы, а не всякие там азиаты и кавказцы.
За два последних года Казань наводнилась множеством азиатов, которых вывозили из Туркмении за очень большие деньги. Поначалу эти огромные, больше похожие на медведей, угрюмые псы так потрясли воображение любителей собак и собачьих боев, что интерес к бультерьерам, сразу же упал. А ведь Бонус, одобрив проект Алика по организации собачьих боев, делал ставку именно на эти классические боевые породы. Каждое воскресенье на Кабане и в других местах стали проводиться собачьи бои с азиатами. Они скорее напоминали бойни. Азиаты в основном везде побеждали - и тут Бонус забеспокоился. К тому же Алик подозревал, что здесь дело не только в этом. А главным было то, что те, кто занимался азиатами, были основными конкурентами Бонуса по бизнесу. Они что-то очень крупное и важное не могли поделить между собой. Не зря же между обеими группировками постоянно вспыхивали конфликты. Как бы там ни было, Бонус, конечно, не собирался посвящать в эти проблемы Алика, но без всяких околичностей заявил, что если Алик не сумеет доказать, что его собаки сильнее и лучше, то придется ему за это расплачиваться. Ведь Бонус помог ему с организацией питомника, вложил бабки, купил щенков и тренажеры...
Все это было так обыкновенно и так страшно.
Значит, в следующее воскресенье братва с Закабанной привезет сюда, к Бонусу, самого крутого своего азиата - Китая. Наверное, так его назвали потому, что он очень крупный и желтого цвета. Алик видел его и этого было достаточно, чтобы усомниться в силе любого из бультерьеров или питов. Это чудовище таких огромных размеров и так кровожадно, что способно, наверное, задавить целую стаю маленьких булей, не то, что одного!
У него просто не было иного выхода. Крис - самый мощный из всех булей. И что уж теперь... Или пан, или пропал. Или Крис победит и спасет Алика. Или Китай его задавит, и тогда и ему, Алику, придется несладко.
И все-таки, совесть грызла. " Ей-богу, - думал он, - если Крис победит, я его тут же верну Янке. Никто ничего не узнает..." И от этой мысли Алику сразу стало легче.
Поселок Ясный прятался в старом сосновом лесу и издали совсем не был виден. Когда-то здесь находилось множество пионерских лагерей и даже детский санаторий. Но с исчезновением пионеров и отеческой заботы о здоровье трудящихся, когда-то веселенькие, покрашенные синей и зеленой краской, чем-то похожие на просторные бараки, летние домики постепенно пришли в грустное запустение и сделались пристанищем случайных бомжей. Также тихо и незаметно увял и детский санаторий. И тогда постепенно, один за другим, как сочные молодые грибы, на покрытых густой травой спортивных площадках, среди мощных, темно-янтарных сосен, стали вырастать коттеджи из белого и красного кирпича. Дома быстро обросли причудливыми металлическими глухими заборами, и вот уже маленький компактный поселок, состоящий из трех хорошо заасфальтированных улиц вырос среди леса как по мановению волшебной палочки. Но не было в этом новом поселении той шумности и пестроты жизни, что всегда приходит вместе с людьми. В этом поселке не пели петухи, и не мычали коровы. Не гремели ведра возле уличных колодцев, не судачили старухи на лавочках возле ворот. Колодцы были не нужны, потому что в каждом коттедже из импортных золоченых кранов текла горячая и холодная вода. Не нужны были и куры, потому что городские супермаркеты и так завалены всевозможной дичью на любой вкус. Не было и старух, ибо жили здесь люди молодые, деловые и энергичные. И своя, скрытая от постороннего глаза жизнь текла за глухими заборами, за толстыми, пуленепробиваемыми воротами, которые открывались бесшумно и впускали в свои подземные гаражи сверкающие автомобили с затемненными стеклами. Даже псы не брехали в этом поселке - за заборами слышался то грозный лай ротвейлера, то рев мастино, то нервное подвывание стаи доберманов.
Говорят, в Ясном проживал очень большой начальник, можно сказать, вершитель судеб и руководитель эпохи. Ну, и конечно множество других не менее уважаемых и влиятельных людей. В общем, с Ясным все было "ясно", как любили говаривать жители соседней деревушки Беляево, где давно уже закрыли почту, библиотеку и фельдшерский пункт, а школа тоже дышала на ладан потому, что последние учителя уезжали в город. Но жителям деревни Беляево, которые в иные времена работали в пионерских лагерях и обслуживали детский санаторий, можно сказать, повезло: они нашли себе новую работу. Теперь они могли стать садовниками и охранниками, поварихами и горничными в прекрасных и светлых домах поселка Ясного.
В Ясном жил и Олег Игнатьев, как и подобает человеку, весьма уважаемому. Его трехэтажный особняк из красного немецкого кирпича стоял на краю поселка, а большой огороженный участок, ставший не так давно собственностью Игнатьева, захватывал и кусочек прекрасного соснового леса. Рядом с хозяйством притулился домик поменьше и поскромнее, но тоже кирпичный и добротный - в нем жила обслуга. Ведь помимо домработницы и поварихи, Игнатьеву нужны были работники для собачьего питомника. Вдоль забора тянулись вольеры, тут же возвышались еще недостроенные бетонные стены будущего тренажерного зала для собак , а посередине живописной полянки располагалась травильная яма - ее размеры и форма были любовно разработаны Аликом, который перерыл кучу литературы по истории собачьих боев.
Это был маленький Лас-Вегас... По крайней мере и Игнатьев, и Алик мечтали, что будет именно так. Что не найдется в пригороде местечка, более сладкого и азартного, чем это.
Стояли первые мартовские дни. И если город тут же потек бурным весенним насморком, запрудив талой водой улицы и площади, трамвайные пути и скверы, то здесь, в Ясном, всего лишь в паре десятков километров от Казани, весна еще ощущалась еле-еле. Также слабо, как биение пульса крепко спящего человека. Снежные глыбы, нанесенные щедрой и беспокойной зимой, еще были царственно белы. И лишь по обочине дороги в солнечный день снег начинал таять, сворачиваясь в причудливую хрустальную бахрому. Теплые, просыпающиеся стволы деревьев потихоньку растапливали снег вокруг себя, и вот уже каждое дерево было окружено веселой, округлой лункой, напоминающей о скорой и неизбежной весне.
Три дня просидел Крис в полутьме сарая. Приходил Алик и давал ему большие куски сочного и красного мяса. Потом появлялся Ухо и вновь начинал дубасить палкой по сетке, доводя Криса до полного исступления.
Трех дней хватило, чтобы домашний и ласковый бультерьер превратился в зверя, дикого и беспощадного. Он, привыкший к долгим прогулкам и пленительной свободе, теперь не понимал, что ему делать с бурлящей в нем энергией, которая не находила выхода. Тоска и неизвестность, томившие его, выплескивались наружу яростью, которую он обрушивал не только на своего врага Ухо, но и на любого, входившего в сарай человека. Лишь Алик слабо напоминал Крису о его доме, о Маме, Папе и Ребенке, что остались где-то там, в затуманенной дали его прошлой жизни. И потому он относился к нему вполне снисходительно. Похоже, что Алик тоже, наконец, это понял и однажды осмелился выпустить Криса на прогулку.
Крис пулей вылетел из сарая и на секунду ослеп от яркого солнечного света. Он бросился к воротам, к забору, обежал весь огромный двор по периметру, но тщетно. Ни одной щели, ни одного пролома, ни одной дыры. Его природное и присущее всем бультерьерам чувство радости жизни возвращалось к нему вместе с каждым новым движением, с каждым прыжком. Крис закрутился, как волчок, за своим хвостом, зарылся с головой в снег, перевернулся на спину и стал с наслаждением кататься, кряхтя и повизгивая. Со стороны казалось, что пес совершенно доволен жизнью и счастлив. И Алик весело заулыбался, глядя на него и любуясь его мощным и ладным телом, широкой грудью и мускулистой спиной, на которой проступала каждая мышца. Теперь Алику даже казалось, что он сможет по-настоящему подружиться с Крисом, что Крис полюбит его так же, как и своих прежних хозяев.
За забором заурчала машина - кто-то приехал к Бонусу. Хлопнула дверца и в проеме калитки показался Ухо с тигровым бультерьером на поводке.
- Мать твою, Алик!! Убери пса! - заорал он, увидев, что Крис несется прямо на него.
Он не успел даже выскочить за калитку - помешал заволновавшийся бультерьер на поводке. Алик тоже ничего не успел. Крис прыгнул, и Ухо, почти что двухметровый и широкоплечий мужик, вдруг словно съежился и стал маленьким и жалким. В последнее мгновенье он успел защитить свое горло рукой, и в тот же миг Крис повис на его руке, перемалывая ее в своей безжалостной как мясорубка пасти.
Изо всех сил передавив неподатливую каменную шею собаки, Алик все же оторвал Криса от Уха. Бультерьер стал захлебываться слюной, язык его посинел, и он выпустил руку своего врага. Алик в ужасе продолжал сжимать его шею, словно держал в руках не собаку, а гранату, которая сейчас взорвется.
Из разорванной чуть ли не до кости руки Уха хлестала кровь, он ловил воздух жадными губами, словно рыба, оказавшаяся на суше.
- Все... убью гада... убью! - простонал Ухо, и пошатываясь, вывалился за калитку.
Стоило Алику немного ослабить нажим, как Крис задышал и ощерился вновь. Похоже, ему теперь было совершенно все равно, кого грызть. Алик взглянул в его красноватые глаза и ужаснулся. Озноб охватил его: глазами Криса смотрела на него сама безжалостная Смерть...
10. Насмерть!
В чистой, умытой сини неба кувыркались вороны. Гортанно вскрикивая, они кружились друг над другом в любовном танце, и их черные перья отливали на солнце густым фиолетовым блеском. Заснеженные верхушки сосен сияли как маленькие горные вершины. Там, наверху, царили ветер и солнце.
Внизу было суетно и шумно.
Вся небольшая площадка перед воротами Бонуса была запружена машинами - помятые в передрягах БМВэшки и солидные "мерсы", ухоженные джипы и пестрое, многочисленное поголовье "девяток" и "восьмерок". Публика была столь же разномастна: серьезные мужчины в кашемировых пальто вместе со своими дамами, словно приехавшими на показ зимней моды - то было негласное соперничество беличьих и песцовых манто, норковых и лисьих шуб... И тут же, свои, братки, в коже и спортивных штанах, и вездесущие активистки клуба собаководов в обслюнявленных собаками куртках. Выводили из машин собак - угрюмых алабаев и радостно-возбужденных бультерьеров, суетливых овчарок, каких-то крепких пружинистых полукровок. Толпились, курили, гоготали, переругивались, пыхтели, рычали, лаяли... Курился горячий парок дыхания возле лиц людей и собачьих морд, и низкое утреннее солнце ярко, настойчиво било в глаза...
Довольно большой прямоугольник арены был плотно утоптан и ровен, как лист бумаги и огорожен аккуратными деревянными перилами. Смуглый парень в спортивной шапочке ходил среди толпившейся публики и собирал входную плату. Кое-кто делал отдельные ставки. Бонус, очень довольный и возбужденный ожиданием, тоже бродил среди толпы, отвечал на приветствия, здоровался со всеми за руку. Пока все шло как нужно.
Вывели первую пару собак - тигрового бультерьера по имени Бакс и приземистого, ширококостного лохматого немца. Публика загомонила, суетливо растеклась вдоль перил, потом приутихла в нервном ожидании.
- Приготовились! Пускай! - крикнул Ухо, очень довольный ролью арбитра.
Собаки сшиблись, слиплись в рычащем лохматом клубке, покатились по арене, взрывая когтями плотно утоптанный снег. Тигровый бультерьер начал бой очень стремительно и поначалу словно смутил овчарку, но уже через несколько минут боя немец, который был значительно тяжелее, постепенно перехватил инициативу, вывернулся из-под яростных челюстей и сам вцепился в глотку бультерьера с такой уверенностью и непримиримостью, что тот никак не мог уже вскочить на ноги, а немец трепал его горло так, что казалось - жизни бультерьера пришел конец. Хозяева собак прыгали тут же, кричали и подначивали собак, и вместе с ними орала и всхлипывала толпа:
- Давай! Мочи! Так его!
- Взять, Баксик, маленький, взять! Лапу! Лапу!!
Те, кто сделал ставки, особенно бесновались и переживали. Минут через пятнадцать белая манишка бультерьера стала кроваво-розовой, и на арене появлялось все больше пятен ярко-алой крови. И эта кровь, и хриплое, словно предсмертное дыхание псов, их рычание и визг еще сильнее и горячее заводили толпу, и деревянные перила, казалось, из последних сил сдерживали напор, с которым толпа сжимала арену боя.
В этом бое большинство ставок было сделано в пользу этого крупного мощного бультерьера, с головой, похожей на ракету. Немецкие овчарки давно утратили былое уважение - считалось, что у них неважная психика. Но этот лохматый немец с черной спиной и рыжим подпалом как оказалось, обладал железной волей и сильным характером - он и не думал уступать бультерьеру, он не боялся его визгливого напора и он был сокрушительно-стремителен в своих почти что волчьих движениях.
И когда язык Бакса посинел, и он стал задыхаться, уже не в силах вырваться из челюстей немца, хозяин его закричал отчаянно:
- Все ребята!! Растаскиваем! Хватит!
- Мы на тебя ставили, эй, мужик! Пусть дерется!
- До конца давай! Буль недорезанный!!
- Но как?! Его же задушит щас! - хозяин бультерьера, маленький, щуплый мужичонка, кинулся к Уху:
- Давайте разнимать! Скорее!
Ухо усмехнулся, не отрывая взгляда от катающихся по арене псов:
- Не, так не пойдет! Пусть бабки отрабатывает.
- Баксик, он после ранения, у него еще рана прежняя не зажила... - растерянно лепетал хозяин бультерьера.
- Вот пускай твой Баксик и отработает наши баксы, ха-ха! - хмыкнул кто-то из публики, и толпа засмеялась, довольная невольным каламбуром.
- Не фиг было собаку тогда на бои ставить, козел! - зло и хищно сплюнул Ухо, - Давай, не мешай бою!
- Но это...моя собака!! Хватит уже! Он же умрет!! - закричал хозяин Бакса.
Лохматый немец терпеливо и упорно выжимал из Бакса последние глотки дыхания и жизни.
- Вали отсюда! Твой буль - дерьмо, пусть подохнет!
- Обычная овчарка с ним справилась!
Хозяин бультерьера попытался было оттащить овчарку.
- Не трогай мою собаку, падла! - заорал на него хозяин овчарки, и между ними чуть не вспыхнула потасовка, но их вовремя растащили люди Бонуса.
- До конца!! - ревела толпа.
По-зимнему медленно разгорался морозный день.
Бакс задохнулся под свист разгоряченной толпы. Когда хозяин донес его до машины, он был уже мертв.
О Баксе забыли сразу же, как только новая пара псов, свежих и энергичных, сшиблась на арене: это были два питбультерьера. И новая кровь уже капала на арену, на кровь Бакса и кровь лохматого немца, а потом на кровь измученных, покрывшихся пеной питов, которых все-таки растащили, лилась и лилась кровь алабаев, бультерьеров и стаффордширов...
В большом и прохладном холле они были вдвоем - Бонус и Харис с Закабанной, хозяин знаменитого азиата Китая. Большие окна с тонированными стеклами смотрели прямо в заснеженный лес. Шум голосов, собачий лай, гудки автомобилей не были слышны здесь. Почти пустой холл сиял отполированным паркетом. В углу темной мерцающей громадой высился огромный телевизор. Бонус и Харис сидели, утонув в громоздких кожаных креслах. Харис, неприметный, невысокий, с лицом непородистым и незаметным, с тихим голосом, на первый взгляд мог показаться совершенно случайным здесь человеком. Он был в спортивном костюме и с золотым перстнем на пальце. Что-то властное и пронзительное таилось во взгляде его восточных узковатых глаз. Харис медленно цедил джин с тоником.
- Ну что, в вашем собрании? Националы все выступают?
- А пусть его выступают... - Бонус ухмыльнулся, - Все это до поры, до времени. Кому-то очень выгодно разыгрывать эту карту. Чтобы под шумок награбить побольше.
- А тебе тоже выгодно, Бонус? - усмехнулся Харис.
- Нет, Харис, мне это не выгодно. Я хочу поднять эту страну из руин.
- Ты?! Ох, не смеши меня! Небось уже прикупил себе домик в Майами, а? И семью в Испанию отправил?
- А если бы твоим детям угрожали убийством, ты бы что сделал?! Я не собираюсь уезжать из этой страны. Это моя страна. И давай оставим этот разговор. Кажется, мы еще не договорились.
- Сколько, пять или шесть? - лениво спросил Харис, - Ты все же хочешь делать ставки?
- Давай пять. Пока... - Бонус заметно волновался, но старался скрыть это за широкой улыбкой. Он не пил. Его бокал так и стоял нетронутым.
- Нет, мне все-таки интересно! - Харис вскинулся, потянулся к пачке сигарет и ловко вышиб из нее одну, - Пять штук зеленых ты готов выложить... Это что за пес у тебя?! Вон тот маленький белый буля, которого мне Алик сегодня показал? Ты уверен, что это не фуфло какое? Тут даже не в бабках дело. Мне просто интересно, из принципа. Зачем ты эту мелочевку выставляешь против моего Китая...
- Это мои проблемы, Харис. Хочу и выставляю. Ты-то что дергаешься, раз твой Китай такой крутой?
- Ладно, Бонус, по рукам. Ну так как будем - насмерть или на * скреч* ?
- Насмерть, Харис, насмерть, потому что на кой мне нужен этот буль, если он не возьмет твоего? Мне не жалко. Может, тебе жалко? Пес-то у тебя дорогой. Мой ведь так...почти дворняга!
Глаза Хариса блеснули подозрительно и недобро. Он усмехнулся:
- Не пойму я, Бонус, зачем ты этот балаган устроил? А может, хитришь? Может накачал своего пса чем, а?
Бонус рассмеялся, встал и похлопал Хариса по плечу:
- Брось, братан, чего сочиняешь, ты ж не писатель!
Одевшись, они вышли на улицу. Возле арены сгущалась толпа. Все смотрели на Китая, которого наконец вывели из машины помощники Хариса.
Это был настоящий гигант, большой и золотисто-желтоватый, с густой шерстью, мощными крепкими лапами, квадратной головой с полностью купированными ушами. Нос у Китая тоже был розовато-коричневый. В маленьких темных угрюмых глазах мерцала какая-то нездешняя дикость - казалось, этот алабай вообще не понимал, что за мир его окружает. Он был словно отгорожен от всех - от собак, от людей, от машин; однако в его ленивой, неспешной грации таилось что-то опасное, неясное, и потому пугающее. Харис привез этого алабая из какого-то дальнего туркменского аула, затерянного в горах Копет-Дага.
Когда Алик увидел Китая, ему стало не по себе. Показалось, что алабай этот размером не меньше льва. И тело у него было не рыхлое, и не сухощавое, а такое, какое нужно - широкое, жесткое, мускулистое - будто только что его привезли с диких азиатских просторов. Ведь многие алабаи, которые рождались и росли уж в городе, постепенно деградировали, превращаясь в комнатных собачек для красоты. Но этот!
Зря он, Алик, во все это ввязался. Ясно, как божий день, что маленький Крис этому псу не соперник. Да и вообще, такая разница в весе и росте просто выходит за всякие рамки. Это не честный бой, а кровавая бойня. Но Бонус сказал, что толпе нужна кровь, ей нужна смерть - не экранная, не виртуальная, а самая настоящая, реальная.
Да, Крис хорош сейчас, он в прекрасной форме. Несколько последних дней Алик по утрам устраивал ему лыжные пробежки. Каждый день, с десяток километров Крис волок Алика по лыжне и по сугробам, по буреломам и горам. Сам Алик добегался до того, что похудел килограмма на четыре. А Крис наоборот, будто еще в груди и плечах раздался.
Трясущимися руками Алик пристегнул карабин, вывел Криса, пошел к арене. Шел, еле сдерживая рвущегося с поводка пса и ощущал себя так, как будто идет к собственной виселице. Крис же, почуяв всеобщее возбуждение, смешанный шум голосов, лая и рычания, унюхал и запахи крови, страха и смерти, что витали над черной возбужденной толпой. Он весь превратился в комок ярости и ненависти, готовый растерзать каждого, кто попадется ему на пути.
Толпа встретила их криками и свистом. В этом свисте и Алик, и Крис услышали разочарование и насмешку: Слишком трудно было вообразить, что маленький бультерьерчик сможет стать серьезным соперником огромного молчаливого алабая.
Крису было совершенно безразлично, кого убивать. Главное, что враг его был большим, его было много - целая гора мяса и шести! Он вгрызался в эту лавину в бессознательном упоении, почти не слыша и не видя, полностью отдавшись сладостной и разрушительной ненависти. Он не ощущал боли, не чувствовал, как кровь хлещет из разорванного уха. Он не слышал даже криков Алика, который пытался поддержать его своей похвалой - так сильна и всеохватна была его ярость.
...Что-то изменилось в нем с тех пор, как он потерял свой дом и родных ему людей. Кажется, в нем не осталось ни любви, ни ласки, ни ожидания. Только безумная жажда убивать.
Первые двадцать минут боя бультерьер почти не был виден из-под навалившегося на него алабая. Зрители свистели и кричали, предрекая Китаю полную и быструю победу. Никто даже не сомневался в том, что Китай придушит белого буля. Но алабаю все никак не удавалось ухватить соперника за самое горло - Крис неизменно выворачивался. Казалось, что еще мгновение - и он потеряет последние силы. Но шли минуты, а Крис продолжал свое немыслимое противостояние желтому лохматому гиганту.
- Сорок минут боя... - тяжело дыша, пробормотал Алик, взглянув на часы. Бонус стоял тут же, в первом ряду за ограждением, и за его спиной переживала и бесновалась толпа. Харис все время находился рядом с Китаем, изредка бросая ему:
- Взять его, Китай, фас его!
И лишь когда Крис, извернувшись, вдруг схватил Китая за переднюю лапу, Харис заволновался. Он бросил сигарету, которую все это время небрежно и неторопливо курил.
Бультерьер методично сжимал свои страшные челюсти, и Алик с Харисом услышали, как затрещала кость. Крис перемалывал лапу алабая. И Китай впервые за все время боя подал голос - он заскулил от невыносимой боли и заметался по арене, пытаясь высвободить лапу.
- Хорошо, малыш!! Лапу, лапу! Взять его! - Алик обезумел от радости, и вся толпа тоже всколыхнулась, заорала десятками глоток:
- Мочи его!!
Харис мгновенно почувствовал, что состояние его собаки переменилось - теперь алабай не очень-то желал продолжать бой, он хотел только одного - освободиться от этой невыносимой, рвущей его плоть боли.
Бонус замер на месте, впившись взглядом в Криса. Бультерьер был уже коричнево-розовым от крови и грязи. Он оглянулся, и волна какого-то злого торжества нахлынула на него: толпа как всегда была на стороне того, кто сильнее в данный миг. Еще пару минут назад бультерьер был для них жалкой тряпкой, которую мотает в своих челюстях могучий алабай. Теперь же, когда Китай завыл от боли и беспорядочно заметался по арене - он был предан позору.
- Мочи большого!
- Буля, молодец, мать твою!
- Давай, дави его!
Арена была уже покрыта кровью. Китаю удалось-таки вырвать лапу из челюстей бультерьера. Теперь он не мог опираться на нее - она была безнадежно сломана, и кажется, болталась только на сухожилиях. Похоже, алабай, который привык убивать собак почти сразу же, перерезая артерии длинными клыками, был обескуражен выносливостью и упорством этого бультерьера. Он потерял реакцию, он просто устал, он не мог справиться со страшной болью в сломанной лапе. Маленькие его глазки помутнели. Из пасти с хрипом вырывалось дыхание, и разбрызгивалась по густой шерсти розоватая пенистая слюна. Несколько раз он промахнулся, и теперь пытался подставить бультерьеру плечо или спину. Но Крис целился именно в его горло. Он казался заведенной механической игрушкой. Его атаки не слабели.
Голова Криса, исполосованная клыками алабая, сочилась сукровицей и кровью. Один глаз заплыл, и было непонятно, цел ли он вообще. На шее зияла глубокая рана.
Бонус внутренне подобрался, чувствуя, как сладко замирает сердце в каком-то неясном, почти первобытном восторге. Неужели этот бультьерьер все же замочит алабая? Бонусу было приятно видеть бледное, испуганное лицо Хариса. Он оглянулся:
- Эй, Ухо, поди скажи ребятам, чтобы приготовили глюкозу. Этот буль теряет слишком много крови. Как бы копыта не откинул.
- Туда ему и дорога, гаденышу, - злобно пробормотал Ухо, но послушно пошел выполнять указание своего шефа.
Прошло еще с десяток томительных минут. И вновь ситуация неожиданно переменилась. На сей раз Китай схватил Криса за горло. Это был отчаянный бросок, который мог или спасти, или погубить алабая, силы которого таяли с каждой секундой. И ему удалось сомкнуть слабеющие челюсти на горле бультерьера! Полувздох-полустон пронесся в толпе, и все словно оцепенели.
...Крис уже не ощущал собственного тела. У него уже не было лап, не было ушей, не было глаз, не было спины, даже головы и горла уже не было... Осталось только одно громадное и все расширяющееся сердце, которое билось с оглушительным грохотом, и все надувалось и надувалось в огромный черный шар, который вот-вот лопнет, и взрыв этот принесет наконец желанное освобождение. Его широко открытый единственный глаз уже не видел ничего. В какую-то долю секунды Крису вдруг стало безумно хорошо, его шарообразное сердце взорвалось восторгом - это руки его Мамы, его хозяйки обхватили его голову! Вот он прижался к ней, ощущая ее запах... Ее голос звал его: " Кристи! Кристи! Кристи!"
В этот миг Крис умирал: ни единого кубика воздуха не осталось в его легких.
Но в эту же самую секунду силы почти оставили алабая, тем более, что он ощутил своими челюстями легкую дрожь агонии и тут же ослабил хватку.
КРИСТИ! Сейчас, сейчас! Он только освободится и бросится к ней!
Ведь он жив, он дышит, он слышит! Он заглотил сладкий и пьянящий воздух - как крокодил заглатывает свою жертву после долгой и изнурительной охоты, извернулся и в следующую секунду его челюсти сомкнулись на мохнатом горле алабая. Они сомкнулись, безжалостно разрывая аорту...
- А-ах! - пронеслось над толпой, и вся она, как одно огромное темное существо, наползла на арену со всех сторон, сметая своей тяжестью деревянные перила.
- Он его уделал!! - голос Алика сорвался на фальцет.
Бонус посмотрел на Хариса. И словно, почувствовав его взгляд, Харис медленно повернул к нему белое, как бумага, лицо и поднял глаза, мерцающие неподдельной ненавистью.
Его алабай издавал последние хрипы.
"Если он сейчас попросит спасти собаку... мы ему, пожалуй, поможем..." - подумал Бонус. И тут же понял, что Харис ничего у него не попросит.
- Готов!! - закричал кто-то.
Харис поднялся с корточек, и не оглядываясь, стал выбираться из круга. Толпа безмолвно расступалась перед ним.
Бонус очнулся как от наваждения. Что же там с Крисом? Он вовсе не хотел терять эту собаку. Этот пес прославит его бои...
Алик с трудом отодрал Криса от уже мертвого алабая. Весь разорванный, весь истекающий кровью, бультерьер как заведенный рвался к поверженному врагу.
- Алик! Быстро под систему его! И хирурга давайте. Быстро!
Бонус вытащил сигарету и с наслаждением затянулся. Он медленно направился к темно-синему джипу Хариса.
Сидя в машине, Харис пересчитывал баксы. Пять аккуратных стопочек новеньких хрустящих стодолларовых бумажек. Ему было не жаль их. Ему было не жаль и Китая. Он вспомнил вдруг, как сидел в прокуренной старой юрте хитрого старого пастуха-туркмена и пил с ним водку, выторговывая у него за тысячу баксов толстого, желтоватого щенка, похожего на белого медвежонка. Пастух долго ломался и не хотел продавать щенка, хотя для него это были огромные деньги. Потом старик окончательно опьянел и сдался.
Потом Китай принес Харису много бабок. Но гордость обладания самой сильной собакой в городе была для Хариса дороже всех этих денег. И вот какой-то буль-полукровка все разрушил. Бонус вместе со своим булем сегодня унизил его. Поимел его!
Вчера у него был самый лучший пес |
|
Категория: Рассказы про бультерьеров | Добавил: gunpdetii
|
| Просмотров: 2102 | Загрузок: 486
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|
